Неточные совпадения
Клим ожидал, что жилище студента так же благоустроено, как сам Прейс, но оказалось, что Прейс живет в небольшой комнатке, окно которой выходило на крышу
сарая; комната тесно набита книгами, в углу — койка, покрытая дешевым байковым одеялом, у
двери — трехногий железный умывальник, такой же, какой был у Маргариты.
Лошадь осторожно вошла в открытые
двери большого
сарая, — там, в сумраке, кто-то взял ее за повод, а Захарий, подбежав по прыгающим доскам пола к задней стенке
сарая, открыл в ней
дверь, тихо позвал...
Он взял фуражку и побежал по всему дому, хлопая
дверями, заглядывая во все углы. Веры не было, ни в ее комнате, ни в старом доме, ни в поле не видать ее, ни в огородах. Он даже поглядел на задний двор, но там только Улита мыла какую-то кадку, да в
сарае Прохор лежал на спине плашмя и спал под тулупом, с наивным лицом и открытым ртом.
Вскоре бабушка с Марфенькой и подоспевшим Викентьевым уехали смотреть луга, и весь дом утонул в послеобеденном сне. Кто ушел на сеновал, кто растянулся в сенях, в
сарае; другие, пользуясь отсутствием хозяйки, ушли в слободу, и в доме воцарилась мертвая тишина.
Двери и окна отворены настежь, в саду не шелохнется лист.
Четверть часа спустя Федя с фонарем проводил меня в
сарай. Я бросился на душистое сено, собака свернулась у ног моих; Федя пожелал мне доброй ночи,
дверь заскрипела и захлопнулась. Я довольно долго не мог заснуть. Корова подошла к
двери, шумно дохнула раза два, собака с достоинством на нее зарычала; свинья прошла мимо, задумчиво хрюкая; лошадь где-то в близости стала жевать сено и фыркать… я, наконец, задремал.
За небольшим прудом, из-за круглых вершин яблонь и сиреней, виднеется тесовая крыша, некогда красная, с двумя трубами; кучер берет вдоль забора налево и при визгливом и сиплом лае трех престарелых шавок въезжает в настежь раскрытые ворота, лихо мчится кругом по широкому двору мимо конюшни и
сарая, молодецки кланяется старухе ключнице, шагнувшей боком через высокий порог в раскрытую
дверь кладовой, и останавливается, наконец, перед крылечком темного домика с светлыми окнами…
«Между прочим, после долгих требований ключа был отперт
сарай, принадлежащий мяснику Ивану Кузьмину Леонову. Из
сарая этого по двору сочилась кровавая жидкость от сложенных в нем нескольких сот гнилых шкур. Следующий
сарай для уборки битого скота, принадлежащий братьям Андреевым, оказался чуть ли не хуже первого. Солонина вся в червях и т. п. Когда отворили
дверь — стаи крыс выскакивали из ящиков с мясной тухлятиной, грузно шлепались и исчезали в подполье!.. И так везде… везде».
Устроившись в
сарае, где он развесил на гвоздях «амуницию», а ружье заботливо уставил в угол, он оперся плечом в косяк
двери и долго, молча, с серьезным вниманием смотрел, как мы с мальчишками соседей проделывали на дворе «учение» с деревянными ружьями.
Усадьба состояла из двух изб: новой и старой, соединенных сенями; недалеко от них находилась людская изба, еще не покрытая; остальную часть двора занимала длинная соломенная поветь вместо
сарая для кареты и вместо конюшни для лошадей; вместо крыльца к нашим сеням положены были два камня, один на другой; в новой избе не было ни
дверей, ни оконных рам, а прорублены только отверстия для них.
За крыльцом дома, у
дверей в каменный
сарай, собралась публика, в
сарае раздавались тяжёлые мокрые шлепки и рыдающий голос Анатолия...
Все отшатнулись от
дверей. Из
сарая выскочил Кузин, сел на землю, схватился руками за голову и, вытаращив глаза, сипло завыл...
А проснулся — шум, свист, гам, как на соборе всех чертей. Смотрю в
дверь — полон двор мальчишек, а Михайла в белой рубахе среди них, как парусная лодка между малых челноков. Стоит и хохочет. Голову закинул, рот раскрыт, глаза прищурены, и совсем не похож на вчерашнего, постного человека. Ребята в синем, красном, в розовом — горят на солнце, прыгают, орут. Потянуло меня к ним, вылез из
сарая, один увидал меня и кричит...
До самых
дверей стала живая улица, и дальше все сдедалось, как обещал проводник. Даже и твердое упование веры его не осталось в постыжении: расслабленный исцелел. Он встал, он сам вышел на своих ногах «славяще и благодаряще». Кто-то все это записал на записочку, в которой, со слов проводника, исцеленный расслабленный был назван «родственником» орловского купца, через что ему многие завидовали, и исцеленный за поздним временем не пошел уже в свой бедный обоз, а ночевал под
сараем у своих новых родственников.
Двор, в который мы вошли, был узок. С левой стороны бревенчатый
сарай цейхгауза примыкал к высокой тюремной стене, с правой тянулся одноэтажный корпус, с рядом небольших решетчатых окон, прямо — глухая стена тюремной швальни, без окон и
дверей. Сзади ворота, в середине будка, у будки часовой с ружьем, над двором туманные сумерки.
Развязали Жилину руки, надели колодку и повели в
сарай: толкнули его туда и заперли
дверь. Жилин упал на навоз. Полежал, ощупал в темноте, где помягче, и лег.
Из своего окна, я видела как старый Николай открыл
дверь покосившегося от времени
сарая, вывел оттуда пару вороных лошадей и выволок огромный старомодный фаэтон.
Наугад, помня расположение сарайчика, открытого ими при помощи фонаря-прожектора, Игорь направил туда коня, и в несколько минут они достигли его ветхих, полуразвалившихся стен. В той же абсолютной темноте, сняв со всевозможными осторожностями с седла Милицу, с полубесчувственной девушкой на руках, Игорь ощупью нашел
дверь и вошел в
сараи.
Потом, тщательно прикрыв нору в сене другой охапкой его, и оставив лишь небольшое отверстие сбоку для воздуха, он, почти успокоенный, вышел из
сарая, плотно прикрыв за собой
дверь.
Но тетя доказывала, что это не опасно:
дверь открывается внутрь и поддержит перемет, если он обвалится в то время, когда в
сарае человек.
И он с ненавистью поглядел на свой
сарай с кривой поросшей крышей; там из
двери сарайчика глядела на него большая лошадиная голова. Вероятно, польщенная вниманием хозяина, голова задвигалась, подалась вперед, и из
сарая показалась целая лошадь, такая же дряхлая, как Лыска, такая же робкая и забитая, тонконогая, седая, с втянутым животом и костистой спиною. Она вышла из
сарая и в нерешительности остановилась, точно сконфузилась.
Во дворе позвонили,
дверь скрипнула и тоже, казалось, проговорила: «Бью и наваливаю». Когда Алешка увидел во сне барина и, испугавшись его глаз, вскочил и заплакал, было уже утро, дед храпел и
сарай не казался страшным.
Кучер и Алешка вернулись в
сарай. Помолились богу, разулись. Степан лег в углу на полу, Алешка в санях. Сарайные
двери были уже закрыты, сильно воняло гарью от потушенного фонаря. Немного погодя Алешка поднял голову и поглядел вокруг себя; сквозь щели
дверей виден был свет всё от тех же четырех окон.
У дороги, в лесу, стоял на горке богатый китайский хутор, обнесенный каменною стеною. Мы остановились в нем на ночевку. Все фанзы были уже битком набиты офицерами и солдатами. Нам пришлось поместиться в холодном
сарае с сорванными
дверями.
Скворцов поспешил в столовую. Там из окон, выходивших на двор, виден был дровяной
сарай и всё, что происходило на дворе. Стоя у окна, Скворцов видел, как кухарка и оборвыш вышли черным ходом на двор и по грязному снегу направились к
сараю. Ольга, сердито оглядывая своего спутника и тыча в стороны локтями, отперла
сарай и со злобой хлопнула
дверью.
Открытые настежь
двери людских изб, погребов и
сараев, разбитые там и сям бочки и бочонки указывали на то, что дворня разбежалась и что опричники вдосталь похозяйничали во владениях опального боярина.
Григорий Семенович осторожно, но плотно притворил
дверь и твердыми, привычными шагами пошел вглубь обширного
сарая. К нему навстречу бросилась Татьяна Веденеевна и быстро обвила его шею руками. Он вздрогнул, но переломил себя и даже обнял ее.
В крайнем из
сараев,
дверь которого была не на замке и он служил складочным местом для пожитков графской дворни, слышался какой-то странный шепот и стон.